– Да, но это все мелочи! – вздыхает Марыся.
– Надя, съешь пирожки у телевизора, хорошо? – Как хороший педагог, Крыся не хочет, чтобы ребенок был свидетелем разговора взрослых.
– Что случилось? – спрашивает она, когда девочка выходит.
– Дарья…
– Ну конечно! Что с ней? Почему она ко мне не забегает?
– Слушай, что эта девчонка устроила…
Марыся рассказывает прошедшую цензуру историю о том, что произошло в последнее время в их жизни, а Крыся становится серьезной и слушает ее, не перебивая.
– Ты должна сообщить об этом матери, – говорит она серьезно, помолчав немного. – Она должна узнать это от тебя!
– Но как я ей скажу? Я не занималась сестрой, не уследила за ней, и во всем этом я виновата! – начинает жалобно причитать Марыся, но через минуту закрывает рот рукой, чтобы не испугать Надю.
– Вздор! – возмущается хозяйка. – Девушка уже взрослая и сама принимает решения. Никто не был в состоянии ее удержать, хотя думаю, что Дорота, пользуясь своим авторитетом, еще могла бы чего-то добиться.
– Ну конечно…
– Нужно сообщить это каким-нибудь службам! Позвонить в Интерпол! Нанять детектива! – восклицает полька. – Не понимаю, почему вы с Хамидом сами бросились ее разыскивать.
– Знаешь…
Марыся отдает себе отчет, что если она должна быть искренней с этой женщиной и получить от нее хотя бы психологическую поддержку, то не может сообщать ей урезанную версию событий, хотя попробует подвергнуть ее небольшой цензуре.
– Их уже разыскивают, а мы с Хамидом помогали им как… консультанты…
– Ты консультантка? Ты бредишь?
– Хамид много лет борется с терроризмом, работает в международной разведывательной службе, – говорит наконец правду Марыся, в ответ на это у Крыси вытягивается лицо и она не может произнести ни слова.
Вдруг дверь открывается и в квартиру входят Анджей и Карим в докторской зеленой униформе.
– Включите телевизор! Дайте какой-нибудь планшет! – кричат они, перебивая друг друга.
– Что происходит?! Матерь Божья! Революция в Саудовской Аравии? – беспокоится Крыся, бегая по комнате.
– Теракт в центре отдыха в Египте! Ужас! Не стесняясь стреляли по людям на лежаках! Что они вытворяют, сукины дети! – Анджей не подбирает слов, а Карим смотрит с беспокойством на Марысю.
– Что случилось? – Женщина чувствует, как сдавливает ее горло и сердце колотится в груди. Она видит в глазах мужа грусть и отчаяние. – Говори!
В телевизионных новостях во всем мире ни о чем другом, кроме этого, не говорят. Возмущение мировой общественности велико, даже больше, чем после теракта в Париже. Стрелять по беззащитным отдыхающим туристам? Появляются кадры с места преступления, где видны кровавые пятна у бассейна, прикрытые белыми полотенцами. Отдыхающие плачут, кричат и сходят с ума, а египетские служащие смиренно склоняют головы, кусая от стыда губы. Вдруг Марыся хмурит брови и сосредотачивает взгляд на размещенном на ютьюбе видео, снятом мобильным телефоном за секунду до этого.
– Прекрасно! Чудесно! Отличный курорт, погода, люди… – слышит она голос сестры, потому что сквозь наворачивающиеся на глаза слезы не в состоянии ее рассмотреть. – Я люблю тебя, Джон, муж мой, спасибо, что ты меня сюда привез.
Все в комнате умолкают, у всех перехватывает дыхание.
– Это тетя Дарья! – прерывает тишину звонкий как колокольчик голосок малышки Нади, которая неизвестно в какой момент вошла в комнату.
Марыся падает без чувств на кровать. Она не слышит сигнала пришедшего на ее телефон SMS.
И (вспомните), когда
Мы вам поставили в Завет:
Чтоб вы не проливали крови (ваших братьев),
Не изгоняли из своих жилищ друг друга,
И вы скрепили сей (Завет)
И сами этому свидетелями были.
И вслед за этим вы же сами
Друг друга стали убивать,
Других же изгонять из собственных жилищ,
Враждой и притеснением потворствуя друг другу.
И если же они как пленные к вам возвращались,
За них давали выкуп вы,
Хотя нельзя вам было изгонять их (по Завету).
Ужель вы верите в одни слова сей Книги
И отвергаете другие?
Но как воздастся тем из вас,
Которые так (скверно) поступают?
Их ждет бесчестие в ближайшей жизни,
А в День Воскресения (на Суд) – жестокая расплата, -
Ведь в небрежении Аллах не остается
К поступкам вашим и делам.
Дарья не помнит, как оказалась в Дамаске. У них была короткая остановка в аэропорту Каира, где она пошла в туалет, а потом Джон дал ей выпить колы. С той минуты она или была в забытьи, или спала сном одурманенного человека. Мужчина, опасаясь, что она добавит ему хлопот после шока, который пережила в Хургаде, переборщил с количеством успокоительных средств, и только благодаря молодости организм девушки это выдержал. Когда ее почти вносили в каменный дом в Дамаске, она только приоткрыла глаз и заметила табличку на двери с надписью: «Проф. Ибрагим Элькурди». «Я буду жить у профессора? – пронеслось у нее в голове. – Это не так уж плохо». Позже она уже только спала, иногда ее будили отголоски ссоры за стеной, потом она снова впадала в сон. Она не знает, как долго это длилось.
– Открой дверь и выпусти женщину! – слышит она наконец уже более отчетливо. – Хочешь, чтобы она умерла, – так вывези ее за город и оставь там, а не в квартире, которую ты снимаешь от имени моего доброго терпеливого мужа!
– Не вмешивайся в дела, которые тебя не касаются, женщина! – узнает взволнованный голос Джона Дарья.
– Какая женщина?! Я твоя мать! К сожалению! – После этих слов раздается свист и хлопок, но это не останавливает возмущенную собеседницу. – Одну уже убил, разохотился и хочешь убить следующую? – не смиряется она ни перед грубостью, ни перед насилием. – Где моя дочь Аида?