– Мы остановимся на постой и проведем ночь в этом оазисе, – информирует сирийский генерал своих ценных подопечных. – Покажете, где разбить полевой госпиталь. Рекомендовал бы лазарет разместить на площади, а палатки для жилья – в пальмовой роще. – Кажется, он ждет их распоряжения, хотя все уже давно запланировано. – Со стороны дороги мы поставим наши две фуры, перед ними – танки и боевые машины, а ракетные установки – вон на том холме. – Он показывает пальцем, а у людей, не привыкших к солдатской жизни и не осведомленных в военном деле, от страха волосы встают дыбом. – Минутку отдохните, покурите, поговорите, выпейте чаю, а через час сможете принять первого пациента.
Наблюдатели ООН, а также высокого ранга военные консультанты из стран коалиции, которая должна восстановить в Сирии мир, смотрят на все это равнодушно. Кажется, что они издали оценивают старания, приготовления и профессионализм сирийцев. Оказывается, самолет, кружащий над их головами, принадлежит частям правительственных войск, осматривающим территорию и обеспечивающим их безопасность. Все немного расслабляются, потому что смогут наконец подышать свежим воздухом после езды в бронированной машине, в которой можно получить клаустрофобию. Но как только доктора выходят, понимают, что у них будет много работы и их ждет бессонная ночь.
– Вы надолго тут остановитесь? – Деревенская женщина, завернутая в традиционный бедуинский длинный кусок материи в бордово-серую полоску, смотрит на Карима с надеждой. – У нас много больных… – Она замолкает. – Очень много. Осмотрите их? – спрашивает она, волнуясь.
– Конечно! Вы знали, что мы к вам приедем?
– Откуда? Нас никто ни о чем не информирует. Даже о том, что на нас будут сбрасывать бомбы с газом, после которых люди задыхались и падали без сознания, – говорит она с глубоким сожалением и нескрываемой злостью.
– Здесь тоже применяли химическое оружие? – спрашивает Карим шепотом. – Мы видели по дороге разбомбленные города, поэтому догадались, что тут шли регулярные военные действия между оппозицией или джихадистами и правительственными войсками. Это правда?
– Правда выглядит совершенно иначе, – поджимает сморщенные губы женщина. – Вначале нас душили газом, потом, чтобы уничтожить следы, начали сбрасывать бомбы.
– С нами представители ООН. Могли бы мы взять пробы?
– Это меня не касается! – Бедуинка не робкого десятка. – Будете тягать по судам, писать чушь собачью в ваших газетах и спорить, – нашей судьбы это все равно не изменит. Я потеряла двух сыновей на войне, а невестка и ее дети были отравлены и до сих пор не оправились. Только это для меня важно! – восклицает она, вскидывая руки вверх.
– Неудивительно. – Карим берет ее натруженную руку и сочувственно смотрит в глаза.
– Я вижу, что вы порядочный человек, поэтому, как стемнеет, подождите меня у колодца, а я провожу вас туда, где мы прячемся. Там много больных, доктор. – Женщина едва сдерживает слезы.
– Почему бы вам не привезти их сюда? Джихадистов нет, значит, нечего бояться. А здесь будет профессиональная больница, будут лекарства.
– Здесь сирийские правительственные войска… Наши земляки – злейшие враги.
После этих слов женщина поворачивается и быстро уходит, а Карим стоит как вкопанный. Теперь он понимает, что в этой стране не только убивают людей, все еще хуже – брат убивает брата. Не говоря уже о джихадистах, утративших здравый смысл под влиянием сумасшедших имамов и уничтожающих мирное население под влиянием вождей и неверно понятых религиозных идеалов. Преступления против человечества совершаются каждый день, хладнокровно и расчетливо, а их исполнителями являются те, кто должен заботиться об этом народе, обеспечивая ему мир и благополучие. Карим приходит к выводу, что в этой войне не будет победителей, так как после Арабской весны мусульманские страны погрузились в ад. Вдруг стало явью то, что, казалось, давно ушло в прошлое, что победили время и прогресс. Однако у доктора нет времени на размышления: полевой госпиталь уже разбит, а пациенты продолжают прибывать.
– Все женщины, которые отваживаются ко мне прийти, должны быть отправлены в больницу, – в отчаянии говорит мужу Афра во время короткого перерыва.
– Почему? Ты не можешь им помочь? Не хватает квалификации?
– Они искалечены! – восклицает доктор.
– В каком смысле? Кто-то сделал им обрезание? Это же запрещено! – возмущается Карим.
– Не об этом речь. Роды у них принимает повитуха или же они рожают без всякой помощи в поле, у колодца, под пальмой. Острым ножом или лезвием они делают разрез, а рану зашивают обычной иглой с хлопчатобумажной ниткой. Если детское место не отходит полностью, это никого не волнует. Промежности этих бедолаг изувечены и зашиты как попало, у всех воспаление родовых путей, а в некоторых случаях и внутренних органов. Они гниют изнутри! От них исходит такой запах… – Женщина сбрызгивает духами ладонь и прижимает к носу.
– Нужно проинформировать об этом высшие инстанции. Пусть приедут сюда и заберут этих женщин в ближайшую больницу, – предлагает Карим. – У тебя нет ни возможности, ни условий проводить операции под общим наркозом.
– Карим! Опомнись! Это Сирия! Кому интересна судьба умирающих жен, матерей или бабушек? Кроме того, они не оставят свои дома, особенно когда мужчины отсюда ушли.
– Конечно, ты права. А где же мужчины? До сих пор ко мне приходили пару стариков или детей, у которых молоко на губах не обсохло. Даже подростков не видел.
– Они на войне, муж мой. Ты им не поможешь. Эта миссия – один большой обман, – делает вывод Афра. – Сирийское правительство хотело показать, что играет в открытую, позволило контролировать вооружение, доказать, что никакого химического оружия нет, его не применяют, а при случае получить даром немного лекарств и медицинское оборудование. Но все это будут использовать, разумеется, только для своих.