– Мы ужинаем. Раз ты так рано вернулась, может, присоединишься к нам? – доносится голос из кухни.
Дарья быстро снимает абаю, моет руки, омывает холодной водой припухшее лицо и бежит к сестре.
– Привет, Надя, – здоровается она с племянницей, которая уминает блинчик с творогом, обильно политый сметаной. – Как дела?
– Хорошо, а у тебя, тетя? Ты плакала?
От внимательного взгляда ребенка ничего не укроется.
– Нет, из-за противной пыли в воздухе у меня воспалились веки.
– У мамы это тоже часто бывает, – отвечает, удовлетворившись, девочка и возвращается к поглощению вкусностей.
Марыся наблюдает краем глаза за сестрой и приходит к выводу, что девушка за пару месяцев бурной жизни в Саудовской Аравии повзрослела и осунулась. Лицо у нее землистого цвета, под глазами мешки, губы едва розовые и потрескавшиеся, а взгляд тусклый и отсутствующий. Под влиянием любовных переживаний, вместо того чтобы расцвести, она поблекла, скукожилась и ослабла. Ручки у нее стали как палочки, живот впал, а волосы ломаные и бесцветные. «Что он с ней вытворяет? Это какая-то мужская версия богомола! – возмущается любящая сестра. – Это никакая не любовь, потому что чувство должно не уничтожать, а наоборот – придавать крылья».
– Что случилось, что ты так рано вернулась? – спрашивает она, собирая со стола тарелки.
– Мы должны поговорить. Но вначале мы уложим Надю, – предлагает Дарья. – Я не хочу ссориться при ребенке, а что мы будем препираться, я на сто процентов уверена.
– Ты права. Надюша, любимая, сегодня ты сама почитай, – говорит мать, и девочка безропотно идет в свою комнату.
Когда они остаются одни, Марыся спрашивает жестко:
– Ну что там? Ты плохо выглядишь, скажу тебе.
Они усаживаются в гостиной. У каждой в руках чашка чая, и каждая ждет от этого разговора одних неприятностей.
– Спасибо, – кривится Дарья. – Ты все же можешь вдохновить на признания.
– Тебя бы никто не заставил, если бы ты сама этого не захотела, поэтому уговоры все равно были бы бесполезны.
– Я знаю еще кое-кого, кто так же упрям, как осел, – выразительно смотрит на сестру девушка, и ей уже не хочется с ней говорить.
– Что ж, оказывается, мы все же чем-то похожи друг на друга, – грустно посмеивается Марыся. – Надеюсь, ты не повторишь моей судьбы и будешь счастлива.
– Я тоже этого хотела бы, поэтому так рискую. Ради любви разве не стоит?
– А он испытывает к тебе подобное чувство? Подставляет ли он за тебя свою голову? Знаешь, мужчина в соответствии с законом шариата может намного больше, чем женщина. Если согрешит, то ему только сделают замечание, а женщину накажут кнутом или побьют камнями.
Дарья еще больше бледнеет.
– Перестань меня пугать! Мне и так хватает стресса!
– Как он к тебе относится?
– Очень хорошо.
– Не знаю, сестричка: выглядишь ты заезженной.
Марыся смягчает тон, но не отказывается от откровенности.
– Зае… что?
– Затраханной, если тебе нужно говорить прямо!
– Каждый нуждается в сексе, ты тоже, хотя не знаю, помнишь ли ты, как это делается, – огрызается на такую прямолинейность Дарья.
– В начале вашего знакомства ты сияла и лучилась счастьем. Я даже говорила об этом Крысе. Но какое-то время ты выглядишь как бедная затравленная собака, поэтому что-то не так, сестричка.
– Не знаю, к чему ты клонишь…
– Я не хочу тебе докучать, а только поделюсь своим горьким опытом. Посмотри на меня! У меня на лице написано несчастье, – признается Марыся, так как, стараясь спасти самого близкого сердцу человека, она знает, что нужно говорить начистоту.
– Все будет хорошо, как только мы отсюда уедем, – плавно переходит к существу дела Дарья. – Примерно через неделю мы отправляемся покорять Европу.
Старшая сестра смотрит на младшую в оцепенении.
– Ты с ним? А как ты отсюда уедешь? Махрам должен дать согласие, поэтому нужно посвятить в это Карима.
– Я сюда въехала по польскому паспорту, потому что, представь себе, у меня он только один, а не как у тебя: ливийский, саудовский, польский и бог знает какой еще. Будучи европейкой и христианкой, я могу отсюда выехать без стража моей добродетели!
– Я бы не была в этом так уверена. А что с выездной визой? У нас не открыта.
– Джон все организует: визы, билеты, ночлег, развлечения…
– А на какое время ты хочешь взять себе каникулы?
– Не знаю… Может, и на более долгий срок, – беззаботно отвечает Дарья.
– Ты начала заниматься, к тому же платно, а теперь бросаешь? – не скрывает неодобрения Марыся. – Кроме того, ты хочешь быть зависима от чужого человека и опекаема им? Ведь у тебя нет никакой профессии, нет денег, знакомых… Ты хочешь свою судьбу так просто вложить в руки не слишком порядочного незнакомца?
– А ты что делала всю свою жизнь? Чья бы корова мычала! – парирует девушка. – Какая у тебя профессия? У тебя есть доход? Когда-то ты решила поставить все не на одну лошадь. Когда же тебе попался супердорогой жеребец, ты умудрилась все молниеносно просрать.
Марыся даже топает ногой.
– Перестань! Я боюсь за тебя, вот что! Ты разговаривала об отъезде с мамой? – хватается она за соломинку.
– Ты что, с ума сошла?! Мне больше делать нечего? В конце концов, она очередная глупая баба в нашей семье, которая принимала только кретинские решения. Мы все друг друга стоим!
– А теперь и ты хочешь присоединиться к нашему кругу идиоток из клуба разбитых сердец, да?
– Если мне не удастся, то, по крайней мере, я буду знать, что попробовала. Я не буду прятать голову в песок, это не в моем стиле!
– Твой стиль в последнее время очень изменился, потому что именно ты из нас троих была самая рассудительная, всегда перестраховывалась.