Арабская сага - Страница 136


К оглавлению

136
* * *

Посреди ночи Ясем врывается в дом, тормошит спящую Дарью и смотрит на нее с ненавистью.

– Видишь, что вы с моей глупой матерью натворили?! – кричит он. – Мы должны отсюда бежать! Мы уезжаем!

– Почему?

– Кто-то меня подставил! И думаю, что это ты и мать, две мерзкие кретинки! – Он не помнит себя от бешенства. – Надеюсь, вы сделали это по глупости.

– Мы в жизни на тебя не донесли бы! – возражает испуганная Дарья. – Что и кому мы должны были рассказать?

– Я уже принял меры, а ты собирайся!

– Куда мы едем?

– Это тебя не касается! – огрызается Ясем, отпуская жене увесистую пощечину, после чего направляется в другую комнату, где у постели умершего этой ночью мужа стоит на коленях отчаявшаяся Мунира.

– Едешь с нами или остаешься? – смотрит Ясем с презрением на мать.

– Куда? – спрашивает дрожащим голосом женщина.

– Тебе не все равно? Если останешься, знай, что с тобой цацкаться не будут. Тебя не только обвинят в фундаментализме и принадлежности к террористической организации, но и в соучастии в убийстве говорливого доктора по соседству.

Парень презрительно улыбается, а у женщин перехватывает дыхание, когда они понимают, что вынесли приговор невинному человеку, попросив о помощи. У Дарьи по– прежнему не укладывается это в голове, но она чувствует, что ее доверие к Джону ослабевает – над ним взяло верх дурное начало, теперь это Ясем, отвратительный опасный джихадист.

Мунира размышляет, кому она сейчас больше нужна: умершему мужу или несчастной Дарин, которая попала в лапы ее сына-преступника. И решает, что должна помочь этой молодой несчастной женщине и вырвать ее из когтей жестокого человека. Она с трудом поднимается с колен, обвивает саваном почерневшее уже лицо отравленного Ибрагима и следует в неизвестном направлении за самым ненавидимым ею человеком – своим первородным сыном Ясемом.

Когда под утро они покидают Дамаск, фары машины освещают скалы по обеим сторонам шоссе. Окрашенные в красный цвет, они будто залиты кровью. Потом машина направляется в широкую, уходящую немного вниз равнину, разделенную на две части цепью гор, вершины которых в раннем утреннем свете кажутся фиолетовыми. Поверхность извилистого шоссе отражает желтый свет слабых фар автомобиля. Дарья замечает на обочине табличку и понимает, что они едут на север, в сторону Алеппо, туда, где идут тяжелые бои. Долгий путь через пустыню их изматывает. Единственная растительность – это слабые топольки, верблюжья колючка, растущая даже на камне, и сбившиеся высохшие кусты, оторвавшиеся от почвы и гонимые ветром по земле. Они минуют ряды разрушенных нефтехранилищ, у которых стоят военные и охрана. Видно, какие-то из нефтехранилищ еще функционируют. В деревеньках или поселках белые дома, окруженные высокими заборами, выглядят вымершими. На улицах не видно детей, играющих у дороги, никакой домашней живности. Дарья с ужасом осматривает все вокруг, понимая, что отсюда ей сбежать не удастся. Машина въезжает на широкую равнину и движется к Евфрату. В отдалении виднеются во мгле две мрачные темно-синие горные цепи: Антиливан и Джебель Семъан. Пустыня, местами песчаная, местами каменистая, рыже-розовая, выжженная и изрытая расщелинами, простирается по всей территории, обступая дорогу с обеих сторон. Без ухода пески вскоре полностью ее поглотят.

Чем дальше на север, тем более гористой становится местность. Когда встает солнце, два горных пика, которые видны рядом уже пару часов, окрашиваются новыми красками. «А тут красиво! – думает Дарья. – Если бы не ситуация, это могло бы быть интересное путешествие. Как семь лет назад с родителями и Адасем. Хорошо, что, по крайней мере, со мной Мунира. Это добрая, но несчастная женщина! – думает она о матери их палача. – А я ее осуждала, метала громы и молнии, не желая верить, что это мой паршивый муж – жестокий человек…»

У Дарьи есть время на размышления. Только теперь она понимает, как была наивна и легковерна. Отказывалась верить в очевидные факты, не видела недостойных поступков Ясема, не делала правильных выводов. Она понимает, что еще во время их романтического путешествия с Ближнего Востока в Европу, а потом в Северную Африку дала себя обмануть. Джон в Дубае вел себя естественно – эгоистично, но потом изменил тактику и стал удивительно предупредительным, обворожительным и самым щедрым джентльменом, которого девушка только видела в своей короткой жизни. Его любовь казалась Дарье прекрасной, а когда он одаривал ее улыбкой, девушка забывала обо всем. Небольшие раздоры и претензии ничего для нее не значили. Всегда все выходило естественно, и Джон был добрым и любящим, а она чувствовала себя балованной девочкой. Сейчас же она все понимает и не находит объяснения поведению этого хитрого и опасного мужчины. Предаваясь безрадостным воспоминаниям, она закрывает глаза и впадает в беспокойный мучительный сон. Она просыпается, только когда джип вдруг подскакивает на выбоине. Машина съезжает с трассы, и начинается опасное продвижение по разбитой проселочной дороге. Дарья открывает глаза и осторожно будит дремлющую рядом с ней Муниру.

– Это древняя Пальмира, – шепчет она ей на ухо. – По-арабски Тадмор. Я была тут с родителями и братом в детстве.

– А я со школьной экскурсией, – признается не менее удивленная мать. – Наш приезд сюда может означать только одно: этот центр культуры и один из самых больших и прекрасных древних памятников в Сирии находится теперь в лапах джихадистов.

– Бог мой! Зачем? Может, просто у Ясема тут много знакомых? Не будем думать о плохом.

136